Вторая женщина, стоявшая как раз позади русоволосой амазонки, представляла собой полную ее противоположность. Несколько ниже ростом, смуглая брюнетка, больше всего она походила на стигийку. Да и наряд темноволосой красавицы ничем не напоминал куцую юбочку прекрасной воительницы. Она была одета в доходившее почти до пола роскошное платье из змеиной кожи, с одной стороны полностью скрывавшее ее фигуру, а с другой, наоборот, ненавязчиво, но умело подчеркивавшее все ее многочисленные достоинства, В этом наряде женщина напоминала ядовитую кобру — царицу змей.

На первый взгляд она выглядела самой обыкновенной и даже простенькой, так как в ее внешности не было ничего, чем в изобилии была одарена природой ее подруга-соперница. Казалось, не было в ней ни роста, ни стати, ни роскошных форм, ни осиной талии, ни огромных грудей и все-таки… Всего в ней было в меру: и кроткое лицо деревенской скромницы, и ладная, но отнюдь не кричащая фигура ее, дышали той гармонией истинной красоты, которая создается не привлекательностью отдельных черт лица или фигуры, а их идеальным соответствием друг другу, порождающим прелесть покрытого росой на заре бутона розы, чью красоту невозможно описать словами, а можно лишь увидеть и почувствовать. Лишь изредка, стараясь, чтобы это осталось незамеченным, она бросала быстрый, как молния взгляд, на своего соседа.

Рядом с ней, слева, стоял пятый член этой группы, средних лет кхитаец, неожиданно высокий в отличие от своих низкорослых собратьев, хотя и достававший лишь до плеча звероподобному степняку-молотобойцу, и, конечно же, не такой мощный и мускулистый, но жилистый и крепкий, с длинными черными волосами, стянутыми на затылке черной же шелковой лентой. Узкие глаза глядели с прищуром, словно прицеливаясь. В нем с первого взгляда угадывался смертельно опасный противник, виртуозно владеющий кривыми кхитайскими мечами, которые висели у него за спиной. На нем был черный, расшитый желтыми драконами шелковый халат, надетый на голое тело. Черные же шелковые шаровары, заправленные в невысокие сапоги с загнутыми носами, сильно смахивавшие на туранские, не стесняли движений. На поясе халат перехватывал неширокий кушак, составленный из замысловато переплетенных стальных колец, на котором были укреплены два метательных ножа. Единственный из всех, этот человек действительно ни на кого не смотрел, казалось, лишь ожидая очередного противника, чтобы тут же уничтожить его.

Впрочем, и остальные производили впечатление отнюдь не безопасных людей. Похожий на быка молотобоец, казалось, был способен без особого труда раздробить небольшую скалу, горбатый лучник легко мог прошить стрелой крепчайший аквилонский панцирь, а кнут амазонки почему-то представлялся в ее руках оружием, быть может, и не столь сокрушительным, как молот бритоголового гирканца, но коварным и оттого не менее страшным. Только облаченная в змеиную кожу Черная Роза оставалась невооруженной, но маленькая змейка, как известно, может победить и кровожадного тигра, а в том, что прелестница не беззащитна, сомнений не возникало. Не зря ведь она держалась так, словно была главной в этой маленькой команде.

Ни один из пятерых так и не заметил, в какое мгновение трон, украшенный бесчисленными изображениями змей, перестал пустовать, и в нем появился, наконец, Некто. Человек этот, ибо, по крайней мере, на первый взгляд, выглядел он человеком, был хорошо сложен, но судить о его возрасте оказалось совершенно невозможным, поскольку лица у него не было, а вместо него на гостей взирала морда шакала.

Человекозверь привстал, и едва заметный шорох, который, хотя и с трудом, чуткое ухо еще могло уловить в комнате, тут же стих. Он поднял руку, требуя внимания, хотя и так лица присутствующих были обращены к нему.

— Я собрал вас здесь,— заговорил он резким голосом, похожим на лай,— потому что вы наконец-то готовы.— Он сделал небольшую паузу, чтобы посмотреть на каждого из пятерых, и, судя по всему, остался доволен.— По крайней мере, Али-Гарун клятвенно заверил меня в этом.

Четверо тут же склонили головы в знак согласия и повиновения, и лишь красавица в облегающем платье ограничилась гордым кивком, показывая, что приняла его слова к сведению, но взгляда не опустила… Тем не менее, сидевший на троне предпочел не обратить на это внимания, а может быть, посчитал такое поведение естественным, и продолжил свою речь.

— Теперь вы моя Карающая Рука!— возвестил он.— Отныне я буду действовать, опираясь на вас, и через вас стану изъявлять свою волю! Однако помните, что каждый воин — лишь палец Руки и как бы силен сам по себе он ни был, вместе вы неизмеримо мощнее, так же как сжатый кулак сильнее каждого из составляющих его пальцев! — Он поднял руку и сжал кулак, словно желая получше растолковать свою мысль.— Я приготовил для вас надежное убежище,— заговорил он после паузы,— место, где вы сможете переждать опасное время, прийти в себя и набраться сил, а такая надобность у вас неизбежно возникнет, и не раз. А теперь ступайте, отдохните и присмотритесь. Наведайтесь в мир, привыкните к нему, но до поры не обнаруживайте себя. Вскоре я навещу вас и дам первое задание. Помните: только тогда настанет время попробовать ваши силы.

Он встал, показывая тем самым, что не задерживает их более.

Глава вторая

ТЕНЬ ТЬМЫ

Словно загнанная лань, за которой мчится по пятам свирепая свора гончих, старик-камердинер бежал по королевскому дворцу Тарантии, пересекая его из конца в конец, скверными словами поминая в душе всех известных ему и темных, и светлых богов, но каким-то неведомым образом умудряясь сохранять при этом видимость степенности. И все-таки он едва поспевал за решительно шагавшим гостем. Гость, немолодой уже мужчина с нервным, но приятным лицом, сумел, несмотря на годы, сохранить мощные плечи борца и осиную талию молоденькой девушки. Походка его оставалась упругой, а шаг широким, но главное заключалось не в этом. Граф доводился королю старинным другом и по его распоряжению имел право являться во дворец в любой час дня и ночи, где все были обязаны оказывать ему всяческое содействие во всем. Об этом говорил тяжелый золотой медальон, висевший на шее гостя. Впрочем, его и без этого знала в лицо вся дворцовая челядь.

Сейчас обладатель медальона как раз и воспользовался своим правом свободного перемещения, а камердинеру ничего не оставалось, как поспешать следом. Передвигаясь таким образом (гость — чинно и размеренно вышагивая по вощеной мозаике пола, а камердинер — задыхаясь и семеня), они прошли сквозь череду открывавшихся им навстречу дверей. Стражники, стоявшие в каждом зале, прекрасно знали обоих, а служба во дворце приучила их не удивляться ничему, что позволяло им сохранять невозмутимый вид, хотя камердинер и готов был поклясться, что в душе они потешаются над стариком, не привыкшим сломя голову носиться по королевскому дворцу.

— Так где же все-таки король?— в который уже раз поинтересовался гость с таким видом, словно спрашивал об этом впервые, упорно не замечая «предсмертных» хрипов своего проводника.— Неужели вновь решил, сославшись на дела, увильнуть от выполнения обещанного?!— Его левая бровь взметнулась дугой, и он подозрительно покосился на камердинера.— Клянусь Митрой, на этот раз у него ничего не получится!

Этого сердце старика стерпеть уже не могло. Да что он себе позволяет? Будь он хоть дважды граф и трижды друг! Кровь бросилась ему в лицо.

— Король еще никогда и никого не обманывал!

Пытаясь сохранить достоинство, камердинер остановился и гордо расправил плечи, всем своим видом выражая негодование, но желаемого эффекта не получилось. Голос предательски дрогнул, и фраза прозвучала не гордо, а скорее фальшиво, с визгом на последнем слове. Лоботрясы с алебардами у дверей многозначительно переглянулись, и камердинер, махнув на все рукой (пропади оно к Нергалу!), договорил свистящим шепотом