— Вы пешком? — спросил Конан, обернувшись.

— Конечно,— бодро ответила Олвина,— к чему лишние хлопоты?— И, немного помявшись, добавила:— К тому же, так уж получилось, у нас просто нет денег на лошадей.

— У меня есть, но, к сожалению, только на одну,— задумчиво сказал Конан,— однако не беда. Выберу дом побогаче и наведаюсь туда нынче же ночью.

— Ты думаешь, как только хозяин узнает, что ты король, то тут же выделит тебе немного золота из своих сбережений?— спросил с усмешкой Калим, впервые заговорив.

— Нет,— рассмеявшись, ответил Конан,— у меня свои способы получения денег.— Киммериец не стал распространяться о том, что в молодости считался неплохим вором и до сих пор кое-где по-прежнему остается в силе немалое вознаграждение за его голову. Знали они о том или нет, только просвещать их на сей счет северянин не собирался.— А сейчас найдем какой-нибудь постоялый двор. Вы там сможете переночевать, а я буду знать, где искать вас, когда вернусь.

Сказав это, Конан собрался было уходить, но вдруг обернулся.

— Кстати,— одобрительно заметил он,— вы оба хорошо деретесь и могли бы неплохо зарабатывать на этом.— Он окинул парочку веселым взглядом.— Зачем вы направляетесь в Коф?

Теперь уже Калим вопросительно посмотрел на свою спутницу, спрашивая ее согласия.

— Нас направил сюда один жрец в Туране. Он сказал, что некий купец, проживающий либо в Шандаре, либо под Хоршемишем, предлагает очень хорошую награду за опасную работу. В этом предложении не было ничего особенного, и я совсем не уверен, что согласился бы на него, учитывая, как далеко нам пришлось добираться. Однако было во взгляде этого человека, в том, как он говорил, а главное, в словах, им сказанных, нечто особенное… Он сказал, что такую работу предлагает далеко не каждому, а только тому, в ком распознает особого человека.— При этих словах Калима Конан невольно усмехнулся: типичная уловка хитреца, не слишком изощренная, но неизменно срабатывающая, рассчитанная на простака, сидящего на мели! Сколько раз сам он на нее попадался!— Правда, в последнее время я все чаще задумываюсь,— продолжил Калим после паузы,— а не сыграл ли он с нами глупую шутку?

— Что ж, всякое бывает,— ответил Конан уклончиво и вдруг спросил:— А он не сказал, как зовут этого купца? Часом, не Велорий ли?

— Велорий,— ответил Калим и обменялся с Олвиной растерянным взглядом.

— Ну, так могу тебя порадовать,— убежденно сказал киммериец,— это не глупый розыгрыш. Я и сам направляюсь к нему. Не знаю уж, как там насчет денег, не поинтересовался — у меня свои заботы, но что касается опасностей, могу тебя утешить: их будет в избытке.

— Значит, ты тоже особый?— восхищенно спросила Олвина.

— Это вы особые!— расхохотался Конан.— А я король Аквилонии!

При этих словах киммерийца Олвина возмущенно фыркнула, досадуя то ли на его насмешку, то ли на себя за то, что ляпнула глупость. Калим же лишь сдержанно улыбнулся уголками губ.

Пока они так разговаривали, удаляясь от злосчастной таверны, начало темнеть. Закат окрасил пол-неба, обещая морозное, но ясное утро. Впрочем, об этом говорил и холодный ветерок. Девушка зябко поежилась, запахивая полы кожаной безрукавки. Некоторое время шли молча. Спутники киммерийца, как и сам он, ступали беззвучно, и слышно было лишь цоканье копыт коня Конана, которого он вел под уздцы.

— Вот вам и постоялый двор.— Едва они свернули за угол, Конан кивнул в сторону обшарпанного, но еще крепкого и большого дома.— Ждите меня к утру,— сказал он, передавая Калиму поводья, и направился прочь.

— Ты уверен, что тебе не понадобится наша помощь? — с надеждой спросила Олвина.

Конан, однако, ничего не ответил, и через некоторое время его могучая фигура скрылась за поворотом. Олвина до последнего мгновения ждала, что он все-таки обернется, но этого так и не произошло. Тогда она разочарованно вздохнула и направилась к Калиму, который уже успел позаботиться о коне киммерийца и теперь с улыбкой поджидал ее у дверей таверны, в то время как она шла и думала о том, что даже не пожелала своему новому товарищу удачи.

Вечер неохотно отступал под натиском приближающейся ночи. Густая тьма медленно поглощала алый закат, полыхавший над вершинами rop. Зенобии, с тоской глядевшей в окно, почему-то привиделось, что скалы истекают кровью. Странная уверенность в том, что именно в их каменных недрах таится грозившее им зло, не покидала молодую королеву, хотя она и понимала, что это лишь игра не в меру разыгравшегося воображения.

Который уж день прошел с тех пор, как уехал Конан, и нет от него никаких вестей. Впрочем, здесь сетовать не на что, ведь с самого начала она знала, что ей до конца придется пребывать в неведении. Все это страх… Страх, тоска и одиночество, хотя Троцеро, в чей родовой замок они переехали в первый же день, из кожи вон лез, стараясь развеселить ее и сына, и если Конн был маленьким, но мужчиной, к тому же сыном самого Конана, то она, будучи королевой, оставалась всего лишь слабой женщиной, чье любящее сердце не находило покоя.

Она бы и рада была забыться, да не могла, и тут не помогали ни ежедневные балы, ни празднества и гуляния. Все эти развлечения, на которые таким мастером оказался граф, никак не спасали, да и разве могла она забыть о происходящем, когда на каждом углу стояла стража, и были это не скучающие дворцовые увальни, а, как правило, группы из двух-трех человек — гвардеец и пара лучников, а нередко и арбалетчик в придачу.

Теперь любой из постов сможет если уж и не дать достойный отпор внезапно появившейся четверке, то уж, по крайней мере, поднять тревогу, и тогда налетчикам не сдобровать, несмотря на всю их силу и слаженность: отныне люди графа знают, как им действовать. Однако даже сознание собственной безопасности не помогало ей забыться.

Из памяти никак не шла сцена у моря, показанная Пелиасом. Со сводящим с ума постоянством она проявлялась в памяти. Вот незнакомец стоит у кромки воды. Солнечный день, чистый пляж, белоснежные шапки пены на гребнях невысоких волн. Ласковый ветер треплет мягкий шелк одежд. Ничто не предвещает беды… И вдруг!..

«Убейте его!»

Зенобия непроизвольно вздрогнула, словно и в самом деле услышала этот приказ из уст прекрасной даже в своей немыслимой злобе колдуньи. Королева зябко поежилась и оглянулась. Это воспоминание стало для нее злым наваждением, превратившимся в пытку, и если бы не Кони… При мысли о сыне взгляд королевы потеплел. Она отвернулась от окна и вдруг вспомнила, что еще не попрощалась с ним перед сном.

Глава вторая

В ДОМЕ ЧЕРНОГО КОЛДУНА

Некоторое время Конан бесцельно слонялся по улицам городка, пока, наконец, запахи и внешний вид строений не подсказали ему, что он очутился там, куда и шел,— в чистом, богатом квартале. Здесь жизнь уже почти замерла: почтенные горожане в темное время суток предпочитали не покидать домов, за стенами которых чувствовали себя спокойно и уверенно.

Ветер разогнал тучи, на небе показалась луна, и по улицам разлились потоки мягкого серебристого света. Конан вполголоса выругался. Прежде, идя на дело, он не любил такие ночи, когда каждый камушек виден как днем, тела отбрасывают густые тени, а любое движение можно заметить издалека. Впрочем, выбирать не приходилось. Он пошел дальше, стараясь держаться в тени домов, в окнах которых почему-то не было видно света, словно обитатели их, едва затворив за собой двери, тут же ложились спать. Когда впереди показался небольшой отряд вооруженных всадников, Конан замер, но вскоре понял, что опасаться нечего: все они были какие-то сонные и заметно уставшие. Едва всадники скрылись в узком переулке, киммериец двинулся дальше и вскоре увидел дом, который чем-то — он сам бы не смог сказать, чем именно,— приглянулся ему.