— Я готов отдать все,— тихо сказал он.— Ты ведь знаешь, что деньги меня не интересуют.

— Деньги? Все… Хм…— Мхомур задумался. Он почувствовал, что одерживает верх, и не собирался сдавать позиций. В таких ситуациях он привык идти только вперед. Напролом!— Ничего не скажешь, красивые слова, только вот что они значат? Назови сумму, и если мои люди сочтут ее достаточной…

— Я не знаю, сколько там точно,— честно признался Руф,— но, если мы возьмем клад, каждый из твоих людей сможет купить поместье хоть в Зингаре, хоть в Туране и еще останется!— Колдун поднял взгляд на одноногого.— Тебе достаточно? Или все-таки мало? — спросил он с издевкой, которой его изумленный сообщник даже не заметил.

Кабатчик расслабился и прикрыл глаза рукой, делая вид, что поглощен размышлениями. Сердце бешено колотилось, но он знал, что не следует торопиться и нельзя показывать радости. Раз старый скряга согласен расплатиться так щедро, значит, он действительно нуждается в его людях. Хм… Каждому по поместью — какие деньжищи! От них так просто не отказываются, даже такие, как Руф… Что-то тут не так… Больно легко он согласился. Отдать все… А что получит он сам? Ба! А не решит ли он покончить со своими помощниками после того, как они сделают свое дело? От этой мысли одноногого бросило в холод, но он тут же успокоил себя и поздравил с тем, что вовремя раскусил гнусные планы чернокнижника. На душе сразу стало легче. Недаром говорится: предупрежден — значит, вооружен! Мхомур едва не рассмеялся. Какая дешевая приманка! Ну нет, не на того напал! Да, ты отдашь все — все, что у тебя есть, скупец, включая и свою никчемную жизнь! Но сначала скажешь, где клад!

— Хорошо.— В глазах одноногого промелькнул коварный огонек и тут же потух.— Я согласен.— Он облизнул пересохшие от волнения губы.— Что-то в горле пересохло,— вполне искренне сознался он.— Угостил бы вином старого друга?

Он натянуто улыбнулся, изо всех сил стараясь, чтобы колдун не заметил его волнения.

— Да разве ж я пью вино?— лицемерно ответил хозяин.— Так, иногда балуюсь. Я думал, ты привезешь с собой.

— Не любишь ты меня, старый скряга,— неловко пошутил кабатчик.— Если бы ты знал,— прокряхтел он, вставая,— как мне опостылела эта деревяшка!

Мхомур развернулся и неуклюже побрел к двери. Он не видел, как медленно сползла улыбка с лошадиной морды колдуна, уступив место злому выражению, ясно говорившему о том, что он тоже пришел к какому-то важному для себя решению.

Руф встал с кресла, шагнул к стоявшему рядом сундуку и, отворив его, достал резной ларец розового дерева, который был украшен массивным золотым пауком, вцепившимся в его крышку. Поставив ларец на край стола, он уселся обратно.

В это время кабатчик вернулся и, едва отворил дверь, тут же увидел шкатулку, появившуюся на столе. Он шагнул внутрь, в правой руке неся вместительный бочонок, который вскоре оказался на столе, рядом с парой уже поджидавших его кубков.

Мхомур уселся в кресло и налил вина.

— Этому розовому туранскому уже две сотни лет,— с гордостью заметил он.

— Наверно, стоит немало?— поинтересовался колдун, недоверчиво принюхиваясь к содержимому кубка.

— Конечно,— ухмыльнулся кабатчик и сделал большой глоток.— Но ты же знаешь, я терпеть не могу дурного вина!

Руф, видя, что гость его с удовольствием потягивает напиток, отхлебнул из своего кубка.

— М-м-м! — оценивающе промычал он.— А винцо и в самом деле славное.

Он удовлетворенно причмокнул губами и залпом осушил кубок, но так и не утолил мучившую его жажду.

— Похоже, твой запрет на вино не распространяется на чужие запасы,— ехидно заметил Мхомур.

— Жажда мучит,— объяснил колдун.

— Может, еще?— участливо поинтересовался кабатчик.

— Не откажусь.

Второй кубок последовал за первым, и Руф откинулся на спинку кресла. Мхомур едва не расхохотался: как же легко оказалось обвести вокруг пальца такого грозного, сведущего в колдовстве мерзавца, каким был долгие годы внушавший ему безотчетный ужас Руф! Верно говорят мудрецы: мир велик, и, если хочешь достигнуть многого, не замыкайся на одном! Долгие годы сидения в каменном склепе заставили забыть грозного колдуна о простом человеческом коварстве! А ведь если бы он оказался чуточку повнимательнее, то, несомненно, заметил бы, что себе гость наливал, поворачивая ручку краника влево, а колдуну — вправо. Казалось бы, разница невелика, но она очень важна, если знать о перегородке, отделяющей туранское розовое отравленное от просто туранского розового! Говорят, что умные учатся на чужих ошибках, лишь дураки постигают сложности жизни на собственных. Бедняга Руф! Оказывается, ты даже не глупец, ведь эту ошибку тебе уже не исправить!

Мхомур прильнул губами к кубку, чтобы скрыть торжествующую улыбку. Теперь остается лишь подождать совсем немного.

— Что это за шкатулка? — спросил одноногий, решив, наконец, что настало время задать мучивший его вопрос.

— Это мой подарок тебе. В знак нашей дружбы и чтобы загладить возникшую между нами размолвку,— ответил колдун и, с удовлетворением заметив мелькнувший во взгляде кабатчика алчный огонек, добавил:— Но об этом после. Он никуда от тебя не денется.

«Это точно!» — подумал одноногий, а вслух произнес:

— Хорошо. Тогда вернемся к кладу.— Он внимательно посмотрел в глаза сообщнику. С этим вопросом следовало покончить, пока яд не начал действовать.— Ты говорил, что все можно сделать по-умному и без потерь. Так как это сделать? А главное — где клад?

Колдун с готовностью кивнул:

— Помнишь пещеру, что я тебе как-то показывал? Он там. От тебя требуется лишь скрытно сопроводить до нее наших подопечных, незаметно расположить своих людей вокруг и, дождавшись, когда все будет вынесено наружу, уничтожить наших друзей. Согласись, что даже доставивший тебе столько хлопот киммериец не сумеет увернуться от арбалетного болта. Так что на этот раз все будет просто и без затей.

— Что ж, твоя правда,— согласился кабатчик, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, когда увидел, как вдруг напрягся в своем кресле колдун и отвисла его лошадиная челюсть, словно у готового заржать от обиды и боли старого коняги, почувствовавшего неожиданный удар всадника. Его выпученные глаза безумно вращались, трясущаяся рука массировала впалую грудь.

— От-ткуда эт-та боль?!— прохрипел он, и взгляд его впился в принесенный гостем бочонок.— Т-ты!..

Застигнутый новым приступом боли, он не закончил фразы, но Мхомур замахал руками.

— Да ты что?!— воскликнул он, со страху весьма натурально изображая негодование.— Я же сам пил из него!

Он схватил со стола кубок, подставил его под кран и повернул рукоять влево. Дождавшись, когда кубок наполнится, одноногий залпом выпил вино. Его действия слегка успокоили Руфа, да и боль несколько поутихла. Мхомур же не на шутку испугался. Конечно, когда яд вступит в силу, колдун сможет лишь судорожно корчиться, не в силах даже закричать. Тогда ему будет не до колдовских пассов руками и произнесения заклинаний, но пока…

Колдун же, казалось, пришел в себя. Лишь испарина на лбу говорила о том, что ему пришлось перенести несколько весьма неприятных мгновений. Кабатчик участливо заглянул ему в глаза:

— Быть может, действительно дело в вине? С непривычки-то оно…

Руф пресек его излияния взмахом руки.

— Так твои люди в деревне?— спросил он и, дождавшись утвердительного кивка кабатчика, переспросил:— Все?

— Все,— с готовностью ответил тот, и тут второй приступ заставил Руфа схватиться за грудь, раздирая на себе одежду.— Да что с тобой, почтеннейший? Быть может, еще вина, или уже хватит?

Руф нашел в себе силы посмотреть в ухмыляющееся лицо гостя и мгновенно догадался обо всем, хотя по-прежнему не понимал — как? В глазах его было столько ненависти, что, если бы взгляд мог жечь, от Мхомура осталась бы лишь горстка пепла. Руф открыл рот, попытался что-то сказать, и одноногий в очередной раз испугался: что, если он все-таки сможет? Но колдун лишь сдавленно захрипел. Мхомур облегченно вздохнул, хотя руки его предательски затряслись, выдавая невольно охвативший его страх.